Я перевожу взгляд на его лицо, хотя понимаю, что такое мое разглядывание его тела, может быть понято двусмысленно. Черты лица совершенно не грубые, каждая линия гладкая и точно излучающая свет. Он до головокружения милый внешне парень, о таких еще говорят «лакомый кусочек», но резонанс в его почти ангельскую внешность, вносят глаза.
Пасмурно-серые глаза словно выталкивают тебя из уютной комнаты, под холодный дождь. Если ты хоть немного разбираешься в людях, то глядя в глаза Парису, поймешь: он расчетлив и коварен, НО… Только по отношению к тем людям, к которым не испытывает симпатии.
На меня пасмурные глаза смотрят с единственным желанием – защитить.
Кошмар! Насколько же это подкупает, в совокупности с его мальчишески-ангельской внешностью. Я искренни, сочувствую тем девицам, что проводили с ним одну единственную ночь, а утром больше не являлись для него никем стоящим.
Помнится, Афина в их числе… Хотя они и остались кем-то вроде приятелей, но я точно знаю, что стоит Парису вновь обратить на нее внимание, подруга забудет обо всем и обо всех. Даже о Спартаке, правильнее сказать, тем более о Спартаке. Мне жаль его неразумное сердце, простое, бескорыстное, увидевшее в Афине идеал любви.
Мы со Спартаком похожи, ситуации почти идентичны.
- Вернулась на землю? – изогнув пухлые губки в милой ухмылке, обращается ко мне Парис.
- Что, прости?
- Ты секунду назад витала где-то очень далеко, а я стою и наблюдаю за тем, как твое сознание медленно возвращается. – он крутит указательными пальцами у виска, умиляясь моей странностью.
- Со мной бывает. Просто задумалась.
- Да я не против, мне даже нравится.
- Мои странности?
- Да, они у тебя особенные. Странности вообще бывают очень милыми.
- Или говорящими о психических заболеваниях, например огромная люстра, висящая не на потолке, а прикрепленная к полу. – подкалываю я, имея ввиду его квартиру.
Парис улыбается. Он перестает возвышаться надо мной, и присаживается на пол, деликатно опуская ладони на мои колени.
Я вот думала, что почувствую, когда он дотронется до меня? Ожидала что вздрогну, но сухие и теплые руки не произвели на меня никакого эффекта, даже немного разочаровало.
- У меня есть информация. Скажу честно, я хочу рассказать тебя о том, что знаю, не только по причине долга или уважения к твоей семье, но и из личных целей. – он смотрит мне в глаза, не отводит их и редко моргает, хочет удостовериться - я понимаю что он имеет ввиду.
Парис не сдался.
- Я хочу, чтобы ты поехала со мной. В Византию. Я хочу шанс.
- Я откажусь, ты же знаешь.
- По этому я и расскажу тебе то, что собираюсь, это… не оставит тебе выбора, придется убежать со мной.
- Я останусь, Парис. Что бы ты мне не сказал.
- Тогда слушай.
Глава 12. Аврора.
Дом, в который привел меня Парис, забрав с арены, я догадалась – принадлежит ему. Осознание этого, вернуло меня к размышлениям о его прошлом. Парису, как и мне, вскоре должен исполниться двадцать один год, но в отличие от меня, он добился материального благополучия самостоятельно. И я не имею ни малейшего представления о том, как именно.
Помнится, Афина, как-то болтая о Парисе, упомянула его родителей; мол, они погибли, когда ему еще не было и пятнадцати, оставив в наследство колоссальное состояние. Однако, до меня доходили и другие слухи.
Тот же самый Август, страдая от насмешек Париса в старших классах школы, как-то раз бросил такую фразу: «Малолетний вор, еще поплатится…» Тогда став невольной свидетельницей обиды Августа и его слов, я задумалась над тем, что он имеет в виду, но вскоре благополучно забыла о тайном прошлом Париса.
Самыми плодовитыми для догадок, оказались брошенные невзначай слова самого Париса, выпившего лишнего на вечеринке в доме Афины. Тогда я (как впрочем и сейчас, если не брать во внимание мое «исчезновение») была самой незаметной и непримечательной гостьей в доме подруги. Я сидела на широком подоконнике панорамного окна, отгородившись от шумных ребят тяжелыми бархатными шторами, позволявшими мне почти полностью исчезнуть из мира напивающихся подростков.
С одной стороны - стена из красного бархата, с вышитыми золотыми нитями причудливыми узорами, а с другой – огни никогда не спящей Византии. Широкое стекло защищало меня от невообразимой высоты, но я не могла не думать о том, как долго продлилось бы мое падение, не будь справа стеклянного барьера.
В руке моей какой-то напиток - коктейль из алкоголя и свежевыжатого сока, вкус которого подчеркивал нетающий лед - я сделала всего пару глотков и больше не пила. Внимание мое, сами собой, привлекли разговоры вошедших в комнату Афины парней.
Их трое, один из них Парис. Помнится тогда, я очень обрадовалась, что скрыта от их внимания непроницаемыми шторами, не хотелось попадаться напившимся парням на глаза. Я всегда их побаивалась.
- Так вы с ней… - начал один из ребят, закончивший фразу не словами, а отрыжкой.
Парис самодовольно хихикнул, и я услышала, как звякнули края бокалов, столкнувшихся о стенки друг друга.
- Не понимаю, что они все в тебе находят! – воскликнул третий участник импровизированного мальчишника, явно с завистью.
- И не поймешь. Ты же не один из них. – съязвил Парис.
Послышался громкий ребяческий смех, от которого меня передернуло. Почему-то мне представилась собачья свора.
- Здесь ничего не произойдет – многозначительно понизив голос на последнем слове, посетовал тот, что отрыгнул. – Может, потянем их к тебе?